Работа«Десять заповедей журналистики»шведского репортёра Эрика Фихтелиусавходит  в своеобразный теоретический базис журналиста, обозначая основные контуры ареала его деятельности, книга становится спутником журналиста на нелёгкой дороге к успеху. Причём успех выступает не в той обыденной роли, в которой мы привыкли понимать данное слово, — тут подразумевается успех эмоциональный, на каком-то инстинктивном уровне неподдельное удовольствие от проделанной работы, упоительный восторг от вдохновенной реализации захватывающих идей, от чуткого понимания времени, людей, общественной и индивидуальной мысли, — словом, реальности, динамичной и ритмичной, выраженной отдельной субстанцией, которая вступает в отношения с интересующем нас субъектом – журналистом.

Прежде всего, мне бы хотелось отметить некоторую условность подачи материала. Фихтелиус говорит о том, что не существует однозначного определения «новостей», — добавлю, равно как и нет всеобъемлющей дефиниции «журналистики» как таковой. Однако, несмотря на достаточно обширное название, автор концентрирует внимание на репортёрской деятельности, что, с учётом профессиональной практики самого Фихтелиуса, вполне закономерно, но, на мой взгляд, относительно к жанровому разнообразию журналистики. «Каждый оценивает положения, рассматриваемые в этой книге, исходя из своего опыта, предпосылок и возможностей, решая, что конкретно можно использовать в своей работе», — говорит Вероника Межнун, прекрасному переводу которой мы обязаны появлению «Десяти заповедей…» на русском языке. Наверное, то, что мой творческий опыт насчитывает работы, в большинстве своём, художественно-публицистических жанров, и в будущем я не представляю себя корреспондентом новостного отдела, объясняет некоторое замешательство при ознакомлении с содержанием книги.

В целом же, безоговорочно, «Десять заповедей журналистики» — произведение, не побоюсь высокопарности, блистательное, увлекательное и интересное с самых различных аспектов. К примеру, композиционная структура сюжета достаточно нехитра, — «говорящие» названия глав предсказывают, о чём пойдёт речь, однако внешняя прозрачность обманчива, каждый параграф – лишь один из пазлов общей мозаики, неповторимый в удачно выбранной автором подаче самоценности каждой части, что, однако, не исключает взаимодополнения. Книга лаконична по сути, пронзительно глубока по содержанию, — необыкновенное сочетание, придающее произведению Фихтелиуса оригинальность стиля, оттеняющее простоту слога и богатство языка.

Шведский журналист проходит вместе с читателем ступень за ступенью по «журналистской» лестнице, останавливаясь на каждой, оглядываясь вокруг, внимательно всматриваясь вперёд. Он детально исследует все составляющие практической деятельности журналиста, выдвигая в то же время тезисы, достойные быть записанными не только в специализированные, но и общественные постулаты:

«Один из рычагов демократии – возможность людей выступить с обличениями беспорядков в прессе, на радио и телевидении»;

«Способ передачи информации и право на сохранение анонимности источника – это, своего рода, предохранительные клапаны демократии»;

«…атмосфера открытости – это основа основ свободного обмена мнениями».

Фихтелиус верно подмечает не только юридическую, но и, в первую очередь, моральную ответственность журналиста за указание своего источника. Анонимности источника, взаимоотношениям между репортёром и респондентом уделено в книге немало внимания. И эта модель общения, выведенная Фихтелиусом на основе всех правил, кодексов, этических и уголовных, и т.д. является универсальной, — она выходит за рамки жанров. Хотя, понятное дело, перед очеркистом не стоит вопрос анонимности источника, само поведение журналиста, его умение ввести беседу в нужное русло, взять инициативу в собственные руки (особенно этот пункт интересен нам, студентам, для которых даже «робкие» интервьюируемые предстают сквозь призму какой-то суровости, обусловленной опытом), — это, определённо, необходимые навыки для журналиста.

В частности, книга Фихтелиуса привела меня к мысленным параллелям с романом Артура Хейли «Вечерние новости» и сериалом «Отдел новостей».

«В современном мире новости стали товаром. …И им, как и другим товарам, присуждается цена. Это таит в себе угрозы развития и независимости журналистики», — говорит Фихтелиус. Аналогичное звучание можно услышать у Хейли: ««Оккупация со стороны обывателей» — так характеризовали переход радио- и телестанций в руки промышленных конгломератов, чьё желание получать большие доходы перевешивало все соображения особого статуса станций и их обязанностей по отношению к общественности». 

Эрик Фихтелиус, конечно же, признаёт важность коллективной деятельности, и в то же время в какой-то степени индивидуализирует журналистику (если мы в данном случае сводим её к репортёрской работе):

«Точка отсчёта журналиста в процессе подаче новостей – слаженная работа редакций и агентств, организующих сбор и распространение информационного материала. Но в самом начале этой цепочки находится репортёр, нашедший, раскрывший и описавший новость».  

Пусть Фихтелиус не выводит конкретные линии в портрете репортёра, но явственно даёт понять и прочувствовать его облик, а главное, тот независимый дух, которым он проникнут, наделяет каждый штрих замысловатым шармом. Репортёр становится ядром всего повествования автора, и такая персонализация мне весьма импонирует. А увлечённость самого репортёра находится «в основе хорошей журналистики». Невольно вспоминаются слова главной героини «Отдела новостей» Маккензи: «Настало время для Дон Кихота!». Новость по-прежнему воспринимается журналистами как духовная ценность, пусть и для кого-то она выгодный товар. Настоящий журналист, в особенности репортёр, способен увидеть и ощутить ту «прелесть новизны», столь верно подмеченную Толковым словарём шведского языка. И для того, чтобы заняться свободной «рыбалкой» в реке новостей, журналисту как раз и необходимо этакое «донкихотство», чуток безумства в строго рациональном мире современной журналистики, где потребитель максимально приспособлен к получению ожидаемой информации. Сквозь эту зону комфорта, кажется, невозможно прорваться. Причём Фихтелиус говорил об этом на закате прошлого столетия, сегодня же, с внедрением и укреплением Интернета в нашей жизни, тенденция трансформировалась, но не исчезла. Пользователи традиционных СМИ по-прежнему в зоне комфорта.

Однако, если говорить о положении отечественных СМИ, — быть может, именно «донкихотства» не хватает нашим журналистам, чтобы освободиться от оков внутренней цензуры, предрассудков, стереотипов и, наконец, понять, что «одна из самых увлекательных сторон нашей профессии – увидеть новое в обыденном, разглядеть то, что незаметно другим». Вместо этого – пассивное следование по рельсам реалий. Словно не хватает мужества ни остановить этот поезд, ни изменить направление.

Разумеется, не будем обобщать, — это относится не ко всем. В отечественной прессе, электронных СМИ встречаются достойные работы, смелые мысли, идеи, талантливые журналисты. Материалы подчас даже «жёсткие», — например, после критического сюжета, снятого одним из репортёров ТВ «Таджикистан», глава названного в материале ведомства скончался от инфаркта. Что, однако, не помешало продолжить профессиональную деятельность журналисту. Тут мы можем вспомнить утверждение Эрика Фихтелиуса о необходимости быть нейтральным к последствиям публикации. С одной стороны, — да, ведь журналист не шёл против морали, даже наоборот, он исполнял свой нравственный долг. С другой, — пишу эти строки и задаюсь вопросом, насколько корректно вообще было упоминать об этом случае…

Фихтелиус говорит: «Нет рассказчика – не будет и новости». В какой-то степени эти мысли созвучны с идеей, выдвинутой кинематографистами в «Отделе новостей»: «новости бесполезны без комментариев». Эта фраза меня несколько смутила, однако «Десять заповедей журналистики» позволили иначе взглянуть на данное утверждение: «Комментарий – неотъемлемая часть нашей работы. … Но комментарий – это не личное мнение журналиста, это попытка объяснить, почему то или иное событие произошло».

К большинству своих достоинств, книга имеет ещё одно, столь важное для меня, как человека, интересующегося историей. Раньше я практически не имела представлений о развитии журналистики в Северной Европе, в ходе учебной программы мы, в основном, концентрировали внимание на западноевропейской печати. Благодаря труду Фихтелиуса я открыла для себя новую страницу в истории и, соответственно, приобрела новую пищу для размышлений.

«Десять заповедей журналистики» — достойное произведение шведского репортёра Эрика Фихтелиуса, ставшее спутником не одного поколения журналистов. Чисто «шведская» краткость, гармонирующая с пылом журналиста, жаждущего искателя рождает пленительное повествование. Одно из главных тезисов произведения – определение журналистики в системе общественных отношений: «Журналистика представляет в обществе противовес политическим структурам, промышленному миру и организациям», — слова, заставляющие задуматься о нашем предназначении в социальном каркасе действительности. Журналистика абстрагируется от коммерции и политики, обеспечивая себе, таким образом, полную духовную независимость. Конечно, деятельность СМИ не может рассматриваться отдельно от личностей, которые создают новости. Не всегда индивиды эти руководствуются высшими принципами морали, не всегда следуют велению совести. Но данное определение, возможно, станет для нас путеводной звездой в профессиональной деятельности, — та журналистика, объективная и креативная, к которой мы должны стремиться.

P.S. В тексте я не раз использовала цитаты отдельных личностей, перефразируя их в косвенную речь, выдавая за «итоги собственных размышлений», намотав на ус анонимность источников, неоднократно упоминаемую Фихтелиусом. Потому о практической ценности книги даже не стоит говорить – она очевидна.

После гражданской войны, наша киноиндустрия переживала острый кризис, как духовный, так и материальный, но сегодня, отмечая 25-летие своей независимости, мы с уверенностью можем сказать, что не только возродили кино, но и поднимаем его на новый уровень. В списке имён современных авторов кино достойное место занимает Носир Саидов, — своеобразный символ нынешнего таджикского кинематографа.

Творчество Носира Саидова, ставящее во главу угла неизменно человека, — но не просто человека, а настоящую личность (причём личность эта совершенствуется, образ, чётко выбранный режиссёром, трансформируется из одной работы в другую), — не может не отозваться в уме и сердце.

Деятельность Носира Саидова на посту директора отечественной киностудии -проявление того долгого внутреннего поиска, который предшествовал феерической карьере именитого мастера. Осуществив свой дебют в 43 года, Саидов пришёл, таким образом, в полнометражное авторское кино идейно сформировавшимся, духовно зрелым человеком, морально готовым взять штурвал корабля в свои руки. Режиссёр полон позитива и энергии, открыт к диалогу с молодёжью. Он стал одним из инициаторов проекта «Школа молодых кинематографистов», которая распахнёт свои двери перед поклонниками киноискусства уже в начале декабря. Главное для Саидова — возможность творить, не только созерцать, но и созидать, не просто констатировать, но и решать. Это — неотъемлемая часть его естества.

Публикация о Носире Саидове в журнале `VIP zone` (8.08.2014 г.):

Известный таджикский режиссер, директор киностудии «Таджикфильм» Носир Саидов рассуждает о своей профессии, смысле жизни и человеческих ценностях.

Кино – это, прежде всего, коллективная работа. Каждая картина – целая жизнь, которую проживают вместе не только те, кто находится на съемочной площадке, но и  те, кто остается за кадром. С каждым новым фильмом команда становится более сплоченной, работа – слаженной, но, главное, необходимо, чтобы коллектив верил, что все будет хорошо, нужно только время. Это очень важно.

Главное — сценарий, а деньги найдутся.

Мы привыкли жаловаться: того нет, этого нет. Да, техническая база в отечественном кинематографе, не скрою, хромает, да, техника очень важна. Однако намного важнее, чтобы люди работали, занимались, старались, стремились.

С детства мечтал стать актером , хотя в нашей семье никто, кроме меня, не имеет профессионального отношения к искусству. У нас есть архитекторы, врачи, инженеры, но отнюдь — не киношники...

Не признаю ничего нарочито придуманного и фальшивого в сценарии фильма. Единственным источником сценария, по-моему, является сама жизнь, ее пульс, события и ритм. В моих фильмах обязательно должны раскрываться какая-то проблема, сердечные переживания, все то, что исходит из глубины души человека, чтобы зритель вместе со мной и  героем искал решение этой проблемы, проживал с ним эту боль. Иначе я не вижу смысла снимать.

Исчезновение человеческих ценностей – вот, что внушает мне страх.

Я – не суеверный . Только Бог решает наши судьбы. Главное — с благодарностью принимать Его решения.

Каждый свой фильм я начинаю с традиции разбивания тарелкина стартовой черте съемочного периода, чтобы все беды и неудачи обходили стороной.

По мне — лучше снимать мало , но пусть это будет качественное кино.

Верю , что у каждого есть свое предназначение в этой жизни.

Всегда нужно говорить правду . Но очень важно доносить ее так, чтобы при этом не оскорблять  чувства человека. Правда должна быть, прежде всего, конструктивной.

Понятие одиночества — двоякое. Если одиночество длиною в жизнь — это страшно. Но я считаю, что каждому человеку просто необходимо время от времени испытывать на себе это незыблемое чувство — оно приносит творческие плоды. Хотя я склонен считать это уединением, а не одиночеством.

Я верю в любовь! Ведь любовь –  всегда гораздо больше, чем мы ее представляем. Это не только отношения между мужчиной и женщиной, но также — это дружба, это мама и еще что-то другое…

Не стоит бояться смерти , ведь это всего лишь проявление Божьей воли.

Что мне запомнилось из детства? Руки мамы. Ее улыбка, глаза, ее переживания и радости.

Мне кажется , что люди получают то, чего заслуживают. И зависит это от того, что именно ты вкладываешь. Я имею в виду не материальный вклад, а дела, которые человек совершает, слова, которые произносит. Все это каждый запускает в пространство, а оно возвращает ответ. Порой этот ответ приходит через несколько минут, а иногда — через несколько лет; но он обязательно несет в себе тот посыл, который ты заложил. Это не наказание или вознаграждение. Это просто отклик.

ДОСЬЕ «АП»

Носир САИДОВ родился 19 февраля 1966 года. В 1989 году поступил на режиссерский факультет Таджикского государственного института искусств им. М. Турсунзаде.

В качестве второго режиссера работал над такими российскими фильмами, как «Я обещал, я ухожу» (1990), «Личная жизнь королевы» (1991), «Лунный папа» (1998), «Шик»  (2001), «Танкер «Танго» (2005).

С 1993 года работал на Таджикском государственном телевидении ТВТ в качестве режиссера. Главный музыкальный режиссер ТВТ, главный режиссер редакции «Субх» ТВТ.

В 2009 году Н. Саидов дебютировал в качестве режиссера со своим авторским фильмом «Истинный полдень». Картина за 2009-2011 годы завоевала следующие награды: премия «За лучшую режиссерскую работу» и «Приз зрительских симпатий» на 14-м Международном кинофестивале (МКФ) «Керала» в Индии.

Гран-при МКФ в Инсбруке, Австрия.

Лучший актер МКФ «Зеркало Тарковского», Россия.

Приз аудитории МКФ Fukoko,  Япония.

Лучший фильм, лучший режиссер и премия ЭКО на 28-ом  МФК «Фаджр»,  Иран.

Лучший режиссер и приз «Фирдоуси» МКФ в Киш, Иран.

«Истинный полдень» участвовал также на международных кинофестивалях в Роттердаме, Пусане, Марракеше, Довиле, в МКФ Евразия-Казахстан, «Киношок» — Россия, Санта-Барбара – США, NHK – Япония.

Фильм «Зеркало без отражения» Носира Саидова удостоился премии за лучший сценарий 32-го Международного кинофестиваля «Фаджр» в Тегеране (2013).

В данное время является директором  киностудии «Таджикфильм»

На дворе ноябрь, большая часть года позади. Неплохо посидеть, укутувшись в плед, пространно глядя на трепещущие, редкие листья за окном, словно закружившиеся в вихре волшебной, слышной лишь им мелодии. Самая пора поразмыслить над тем, какие интеллектуальные и духовные плоды в литературе и искусстве нам подарил 2016-ый.

К сожалению, из просмотренных мною новинок, отнюдь немногие в силах претендовать на звание лучших. Меня не особенно впечатлил ремейк диснеевского мультфильма «Книга джунглей», пусть и основательно снабжённый красочными спецэффектами, отчего-то я не прониклась истинно французским шармом фильма «В тихом омуте» и осталась не особенно увлечённой российской картиной «Чемпионы: Быстрее. Выше. Сильнее». Но кино, действительно впечатлившее – это «Пеле», биографическая драма о великом бразильском футболисте Эдсоне Аринтисе ду Насименту, снятой братьями Цимбалистами. Спортивная драма в качестве основных аспектов выдвигает сразу несколько непростых линий – в фильме показано детство легендарного Пеле, а пока ещё просто Дико, его тернистый путь к успеху, а следовательно, и духовная эволюция главного героя, непростые отношения «отцов и детей», и, главное, самоидентификация истинно национальной бразильской команды. Подобная история «миллионера из трущоб» уже успела превратиться в стереотип, однако сознание того, что объектив камеры направлен лишь на запечатление реальных событий, естественно, иначе воздействует на зрителя. Съёмки фильма велись под непосредственным контролем самого Пеле, так что достоверность, в общей сложности, не вызывает сомнений (что, разумеется не исключает того, что в целях «художественной правды» могли быть допущены и незначительные огрехи). Особенно меня впечатлила игра Сеу Жоржи, тот тонкий, и в то же время настолько психологически точный образ, который он воплотил. Собирая в сыне пазл за пазлом мозаику собственной разбившейся мечты, он не хранит былые амбиции, — теперь это только отец, наставник, трогательный в своей неуклюжей попытке приспособиться к нынешней для него действительности.

В целом же, актёрская игра достойна похвалы. А неожиданные ретроспективы, и красочные пейзажи, визуально дополняющие и раскрывающие для зрителя внутренний мир главного героя – несомненно, удачные решения режиссёров.  

Главное же в картине, (для меня) — та самая самоидентификация. Тут фильм в какой-то степени приобретает социальное звучание. И, действительно, актуальность мировой глобализации сложно преувеличить, а этот процесс захватывает в свой водоворот всё больше территорий, людей, самое важное – мыслей. На частном примере, творческая команда  фильма простым, понятным всем — языком искусства, обнажила правду этого «приобщения», которая грозит стереть исконно национальные черты. Стремясь к «цивилизации», бразильская сборная едва не потеряла свою оригинальность, самобытность. Однако извечная истина – всё возвращается на круги своя, — преодолела внутренние барьеры, стереотипы мышления.

Михаил Юрьевич Лермонтов – знаковая фигура в русской литературе. Это поэт, чьё творчество можно отнести к условно обозначенной мною категории «для всех и для каждого». Более двух сотен лет произведения Лермонтова не теряют своей социальной актуальности, духовной значимости, — бессмертные строки пленительной красоты бытия завораживают и современного читателя.

Многочисленные стихотворения Лермонтова, составляющие сегодня жемчужину литературного наследия (особенно отмечая легендарную «Смерть поэта») являются взаимодополняющими звеньями единой цепи долгих размышлений автора о творчестве, человеке, бытие, власти, обществе, — круг вопросов обширен. В какой-то степени, условно мы можем назвать написанную в 1838 году «Думу» итогом идейного поиска Михаила Юрьевича, его «вердиктом» своему поколению. Но истинный гений не может быть остановлен временными, территориальными или какими-нибудь другими границами. «Дума» — не клеймо современников, эпохи или конкретных лиц (хотя критики тех лет, отдававшие приоритет социальным темам, обозначили ядром произведения именно общественно-политические вопросы). В таком ракурсе она рассматривается как сатира. (««Дума» Лермонтова есть сатира, и сатира есть законный род поэзии», — говорил Виссарион Белинский). Но, на мой взгляд, данное определение сковывает стихотворение в заранее обозначенные рамки восприятия. «Дума» — нечто больше, нежели сатира. Это – взгляд, обращённый в бесконечность.

«Это вопль, это стон человека, для которого отсутствие внутренней жизни есть зло, в тысячу раз ужаснейшее физической смерти!..», — восклицал Белинский, отмечая «исполинскую энергию благородного негодования», «точность и оригинальность в выражении». Лермонтов верен своей манере, но «поэзия разочарования», несмотря на, казалось бы, пессимистический настрой, наполняет воображение яркими красками, многообразными оттенками, а рассуждения самого автора выглядят лаконичными, буквально искромётными. Голос Лермонтова полон уверенности, непоколебимой решимости, смелости, но, невзирая на громогласное звучание, в нём нетрудно уловить болезненную дрожь, — естественное следствие неподдельной искренности настоящего поэта, певца, гражданина.

Романтик — в душе, франт – в обществе, бунтарь – по сути, Лермонтов оставался неразгаданной тайной для своих современников. Потомкам же предстаёт совершенно иной образ – до боли поэтичный, «угрюмый, грозой оторванный листок», далёкий от прозаичной реальности, противящийся всем существом своим пошлому мещанству, загадка, а быть может, и единственное спасение для исступлённого внутренней борьбой человека. И эта моральная близость рождает имманентную связь, незримую нить, приводит к диалогу с читателем. Ведь читатель Лермонтова не пассивно-инертный филистер, а жаждущий странник, пытающийся (а может, уже прорвавшийся) силой мысли из эрфикса духовного бездействия. Будто путник проходит он сквозь  тернии сомнений, заблуждений, пытаясь найти истину, но… встречает отшельника. Такого же искателя, как и он сам. Входит в его тщедушное, ветхое домишко, – и, вдруг всё вокруг преображается. Словно и не меняется ничего – так же слышен унылый скрип двери, едва виднеется поблекшее полотно какой-то картинки на стене, — но инстинктивно осознаётся эта причудливая метаморфоза. Быть может, лучи задорного солнца прокрались сквозь запылённые стёкла окон, или пламень робко горящей свечи озарил комнату каким-то радужным сиянием, — но этот свет проникает в твои мысли, чувства, зажигая и внутри тебя огонёк увлечённости, — негасимый интерес к жизни, её устройству, мирозданию, к себе и людям, пламенный азарт понять и осмыслить, неодолимое желание постичь и покорить. И пусть отшельник, хижина теперь расплываются в причудливой фата-моргане, ответ на свой вопрос странник нашёл – он внутри каждого из нас, главный мотиватор наших мыслей и чувств кроется в нашей способности к самоанализу, самокритичности, в нашей готовности к действию.

Потому действие – социальное и индивидуальное, — занимает ключевое место в гражданской лирике Михаила Лермонтова. Хотя говорить о «гражданской» лирике уместно в контексте разграничения её с лирикой любовной; во всём же остальном гражданин и личность у Лермонтова практически неразрывные понятия.

Предыдущие литературные работы подготовили идейный фундамент «Думы» и, хотя её невозможно рассматривать отдельно от других поэм, стихотворений, тем не менее, именно это произведение ознаменовало новый этап в творчестве Лермонтова. В ранних сочинениях Михаила Юрьевича слышен голос певца – гордого, независимого, бесспорно талантливого, но отягощенного мыслями о предназначении художника как такового в мире, ставшем узким пространством для необъятного гения свободы, трепещущего перед музой вдохновения, ищущего своё место на земном шаре («Один среди людского шума…», «Пускай поэта обвиняет…», «Мой демон»); в более поздних произведениях стихи приобретают социальное звучание. И практически в каждом своём стихотворении Лермонтов чётко разграничивает общество и художника, — это два не просто противоположные, но и противостоящие друг другу миры. Общество, т. е. свет – «Толпа людей, то злых, то благосклонных,/Собрание похвал незаслуженных/И столько же насмешливых клевет», а поэт – «гонимый мыслию одной», который перед злом «гордым не поник челом».

Самоценность «Думы» в коренном изменении подхода Лермонтова – столь презренное общество и личность из двух субстанций трансформируются в единое целое, социальное и личное здесь тождественны. Однако воспрянувший человеческий дух по-прежнему полон сомнений. Воспрянувший – ведь ему всё же хватило духовных сил осознать своё бессилие, которое кроется не только в сомнениях, но и обуреваемых чувствах, страстях, пороках.

Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства -
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.

 

«Дума» — это человек, показанный в наготе своей, и актуальность этого произведения именно в «личных» составляющих. Эти нити умело вплетаются в грандиозное полотно творческого наследия Михаила Юрьевича Лермонтова, человека-загадки, вечного спутника странствующих умов и душ.